Сегодня с утра заработал номер телефона, на который может позвонить любой желающий выйти из бандподполья. О том, какие гарантии получит позвонивший, в интервью «Известиям» рассказал Юнус-Бек Евкуров.

— Так все же с кем будет говорить позвонивший — лично с вами или с кем-то из ваших помощников?

— Я полагаю, что на этот номер будет звонить масса людей и с самыми разными проблемами: у кого газа нет, у кого с наркотиками проблемы, да что угодно. Я решил, что с 9 до 18 часов каждый день на телефоне будет сидеть специально набранная группа моих помощников и выслушивать людей, обращая внимание на то, что связано с криминалом. В первую очередь — на информацию о терактах и желание сложить оружие.

— А если позвонят с угрозами? Будете отслеживать звонок и искать человека?

— Ни в коем случае. Люди и так боятся раскрывать свою анонимность, а если мы будем отслеживать звонки, то человек еще сто раз подумает, прежде чем звонить. А угрозы мне и так поступают. Мне кажется, что те, кто звонит и угрожает, не исполняют своих угроз. Настоящий террорист просто возьмет и сделает.

— А если человек захочет поговорить лично с вами?

— Такое уже бывало. Люди иногда не доверяют и говорят: «Хочу поговорить лично с Евкуровым». Это не проблема. Мои помощники запишут телефон и сообщат мне, а я тем же вечером или на следующий день поговорю с человеком.

— У вас уже был опыт общения с боевиками? Получилось обратить их к мирной жизни?

— Говорил, и не раз. Скажу так: может быть, у меня есть дар, но те, кто прошел через меня и в 2009-м, и в 2010 году, до сих пор не вернулись в подполье.

— А расскажите на примере этих людей, что ожидает боевика, который позвонит на ваш телефон.

— С человеком свяжутся сотрудники правоохранительных органов, поговорят с ним, проведут с ним все необходимые следственные мероприятия. Если надо — скрытно съездят в те места, где совершались преступления. Все это будет проходить строго инкогнито, чтобы человек не опасался расправы со стороны бывших подельников.

— Но если человек уже успел совершить преступление, то ему же придется за него отвечать?

— Конечно, но строго в соответствии с законом, не больше. Кроме того, мы предложим ему заключить досудебное соглашение, и в обмен на сотрудничество со следствием он получит минимально возможное по закону наказание.

— А что будет с его семьей?

— Им будут помогать, в том числе материально. А когда человек выйдет из тюрьмы, то и ему будет оказана помощь по социальной адаптации.

— А если человек настолько опасается расправы со стороны бывших подельников, что попросит вас защищать его и дальше, после освобождения?

— Это касается активных членов бандподполья, кто реально замешан на крови. Для них есть что-то вроде программы защиты свидетелей. Мы помогаем им переселиться в другой регион, где они живут спокойно, иногда под чужими именами. За минувший год мы переселили трех таких боевиков.

— А как же их семьи, уезжают с ними?

— Ну, для дальних родственников и знакомых эти люди по-прежнему остаются боевиками, находящимися в розыске. И лишь самые близкие — жена, дети, родители и те, кого выберет сам человек, — будут знать, где он на самом деле, и общаться с ним по телефону или по переписке. По договоренности мы помогаем семьям, устраиваем детей в школы, детский садик.

— И все же, какого эффекта вы ожидаете от этой идеи? Думаете, действительно будут звонить боевики и сдаваться?

— В республике сейчас, по нашим подсчетам, от 30 до 50 активных боевиков. Из них 20 — настоящие отморозки. Я верю, что 100% из них могут позвонить. Но им мешает недоверие. Им кажется, что их не простят, что они сядут на много лет или их убьют. Их идеологи старательно вбивают им в головы, что сдаваться нельзя. А мы должны, наоборот, показать им как можно больше примеров того, что можно вернуться. Как... у наркоманов.

— Реабилитироваться?

— Да. Мы же не расстреливаем наркоманов. Оступился — ну все, это случилось, произошло. Надо жить дальше и исправляться.