Библиотека

С. Фаизов. Ислам в Поволжье. VIII-XX вв. Часть 4

часть 1   часть 2   часть 3   часть 5   часть 6   часть 7

Более сдержанный, нежели в XVI веке, официальный курс царского правительства в отношении подданных-последователей пророка Мухаммеда был обусловлен несколькими факторами: 1. Наличием окончательно сформировавшегося к началу века сословия служилых татар-мусульман, воинов и дипломатов, во взаимоотношениях с которым правительство должно было соблюдать баланс интересов; 2. Чрезвычайно активной внешней политикой Крымского ханства, правопреемника Золотой Орды, постоянно напоминавшего Москве о том, что считает вопрос о Казани и Астрахани нерешенным. (Нередко интерес к судьбе мусульман Поволжья проявлял и османский падишах, в то время халиф исламского мира). 3. Резким расширением зоны дипломатических контактов России на мусульманском Востоке (в нее вошли Бухара, империя Великих Моголов, Иран, Хива, Чагатайский улус) и необходимостью поддерживать перед новыми партнерами на международной арене реноме дружественного к мусульманам государства. Во второй половине XVII столетия в конфессиональную политику Москвы вошла еще одна составляющая: раскол. Преодоление его стало главной задачей официальной церкви на длительное время и несколько затенило другие проблемы.

В царствование Петра I положение мусульман резко ухудшилось. Создание регулярной армии снизило значение формирований служилых татар в составе вооруженных сил России, Крымское ханство и Турция претерпевали период упадка и не могли в прежней степени влиять на положение единоверцев в России. Впрочем, две тяготы (строительство Санкт-Петербурга и заготовка корабельного леса) десятки тысяч мусульман-татар испытали наравне со всем народом российским. Третья тягота, рекрутская повинность, распространенная в 1722 г. и на мусульман, справедливо воспринималась ими как дискриминационная. В большинстве своем не знавшие русского языка, русских обычаев и традиций, не имевшие возможности придерживаться религиозных обрядов (прежде всего - в совершении намаза и потреблении разрешенной исламом пищи) мусульмане воспринимали службу в армии как тягчайшее наказание. Угроза рекрутчины могла стать мощным репрессивно-побудительным инструментом для обращения инаковерующих в христианство.

Что и случилось - в царствование Анны Иоанновны, чьим именем обозначена первая половина наиболее тяжкого для мусульман времени за всю их историю после 1552 г. Знаком и знамением его стала так называемая Новокрещенская контора, учрежденная в 1731 г. (первые несколько лет именовалась Новокрещенской комиссией). С ее учреждением возобновляется политика наступательной христианизации. Увещевания миссионеров сочетатались с предоставлением дополнительных льгот новообращенным, в частности, освобождением от рекрутчины. Рекрутируемые мусульмане оказались перед противоестественным выбором: либо 25 лет, если останешься жив за время походов, следует провести в чуждой по языку и менталитету среде, отказавшись от обрядов родной веры, либо, приняв крещение, оказаться чужим среди своих. Многие рекруты, в первую очередь среди марийцев, чувашей и удмуртов, были вынуждены креститься. (Изгоями в ряде случаев они оставались недолго, так как рекрутская повинность переходила на соседей, и зачастую одна "спущенная сверху" рекрутская единица обращала в православие целую волость, пока кто-либо из мусульман не решался стать под ружье.) Незадолго до своей смерти, 11 сентября 1740 г., Анна Иоанновна подписала указ, предписывавший светским и духовным властям усилить христианизацию в "инородческих" регионах. Увещевания и проповеди среди "заблудших" должны были подкрепляться присутствием вооруженных солдат. Все старые льготы для новокрещенных сохранялись. Новая была откровенно двусмысленной: крестившийся неофит получал от государства денежное вознаграждение (от 50 копеек до 1 рубля 50 копеек) и подарок.

Начало царствования Елизаветы Петровны отмечено двумя противоположными тенденциями. Первая заключалась в еще большем усилении административного нажима на мусульман. Инициатором новых мер выступил архиерей Казанской епархии Лука Конашевич, автор текста указа Анны Иоанновны от 11 сентября 1740 г. Под его же влиянием и при поддержке Синода Елизавета Петровна 19 ноября 1742 г. подписала доклад Сената о сносе всех построенных после 1552 г. мечетей. (В Казанском уезде по этому указу снесли 418 мечетей из 536, в Астраханской губернии - 29 из 40.) Вторая тенденция проявила себя в прямо противоположном указе о разрешении мусульманам Казанского, Свияжского и Симбирского уездов строить мечети в селах с населением не менее 300 человек мужского пола, в которых нет христиан. В противоречивости указов императрицы Елизаветы хорошо ощущается ее зависимость от влияния различных политических группировок при дворе, ее стремление угодить как светски, так и клерикально ориентированным советникам. Но вторые длительное время оказывали преобладающее влияние на ее межконфессиональную политику. Рекрутская повинность с ее репрессивно ориентированной льготой, когда государство беззастенчиво предлагало мусульманину обменять веру предков на свободу от службы, повсеместный снос мечетей, посылка воинских команд с миссионером для проведения крещения, отселение мусульман из сел, в которых объявлялись новокрещенные, возложение на мусульман налогов и податей, от которых по льготе освобождались принявшие православную веру, принудительная запись детей мусульман в церковно-приходские школы - все эти новации в конечном итоге привели к восстанию мусульман 1755-1756 гг. под руководством Батырши (Габдуллы Галиева, имама мишерской деревни Карыш в Башкирии). Восстание было подавлено, но межконфессиональная политика правительства резко изменилась. Прекратилось разрушение мечетей, за мусульманами официально признали право строить новые храмы. В апреле 1764 г., уже в царствование Екатерины II, закрыли Новокрещенскую контору. К этому времени в Казанской губернии насчитывалось около 1600 новокрещенных, 35000 мусульман. Среди татар, записанных к заготовкам корабельного леса при Казанском адмиралтействе и постоянно проживавших в различных регионах, насчитывалось более 1700 новокрещенных и 69000 мусульман.

При Петре III, процарствовавшем чуть более года, и Екатерине II межконфессиональная атмосфера в империи ощутимо смягчилась. Собственно для мусульман Петр III ничего не успел сделать, но его симпатии к принципу свободы вероисповедания были хорошо известны и оказали влияние на смену общественных настроений. (Псевдо Петр III - Емельян Пугачев в полном согласии с имиджем своего прототипа строго придерживался этого принципа, чем завоевал расположение многих и многих мусульман Поволжья.)

Прекратив деятельность Новокрещенской конторы и ликвидировав тем самым наиболее злостные формы притеснения мусульман, Екатерина II в 1770-х годах отменила ограничения на распространение мусульманского вероисповедания в тех регионах, где оно исторически было религией большой массы населения. Толчком к дальнейшим переменам стали несколько почти одновременных масштабных событий того времени: русско-турецкая война 1768-1774 гг., Крестьянская война 1773-1775 гг. под руководством Е. И. Пугачева и захват Крымского ханства Россией (1783 г.).

Самая разрушительная в истории России крестьянская война сконцентрировала в себе не только социальное, но и религиозное недовольство многих сословий российского общества; участие в ней мусульман и новокрещен выразилось в более широкой форме, чем в войне под руководством С. Т. Разина. "Просвещенная" монархия Екатерины II, как никакой другой политический режим, почувствовала необходимость сведения к минимуму религиозной мотивации социальных протестных движений.

Русско-турецкая война 1768-1774 гг., положившая начало целой эпохе обостренного противостояния двух империй, закончилась поражением османов, но по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору Крымское ханство получило независимость, вышло "из-под руки" османского падишаха. Россия же, покончившая с независимостью ханства раньше, чем она успела окрепнуть, должна была позаботиться и позаботилась о политически ясной, безобидной и более-менее привлекательной модели сосуществования христиан и мусульман в своих границах. Что, собственно, и стало основной предпосылкой учреждения Оренбургского магометанского духовного собрания в 1788 г. Турция, со своей стороны, тоже была заинтересована в учреждении некоего органа, который мог бы объединять и представлять интересы российских мусульман перед российскими властями.

В связи с этим вполне понятно предположение Шихабетдина Марджани о том, что создание Оренбургского собрания было обусловлено Кючук-Кайнарджийским мирным договором.

Постоянно действовавшим, перманентным фактором, лежавшим в основе ее нововведений в сфере межконфессиональных и межнациональных отношений было ее стремление создать "законную монархию", то есть, такую монархию, в которой воля монарха сочеталась бы с волей ее подданных через систему авторитетных для обеих сторон законов и учреждений. Идея "законной монархии" находилась в русле общеевропейской идеологии просветительства и явилась преломленным отражением доктрины "просвещенного абсолютизма", но в этом преломлении нашли свой отблеск, среди прочих, устремления измученных дискриминацией "магометан".

Оренбургское магометанское духовное собрание, создание которого является главной главной заслугой Екатерины II перед мусульманами, по своему составу и функциям являлось скорее правлением и имело соответствующее параллельное название. Располагалось оно в Уфе (после недолгого пребывания в Оренбурге). В состав собрания вошли назначаемый императором (императрицей) муфтий и три кадия из казанских татар, сменявшиеся каждые три года. Вначале они назначались, но позже стали избираться ратушей. С 1854 г. , после роспуска мусульманской ратуши, выборы осуществлялись совещанием в составе председателя русской ратуши, полицмейстера и ахуна (главы казанских мусульман). В качестве главной задачи собранию вменялось, "дабы к исправлению духовных должностей магометанского закона усмотрены были люди в верности надежные и доброго поведения." Назначаемые на должности ахунов, имамов и муэдзинов персоны должны были выдержать экзамен перед собранием. Оно получило также право разрешать строительство новых мечетей, открытие новых медресе и мектебов (школ). В случаях обращения мусульман к собранию по имущественным спорам оно могло выступать в качестве третейского суда.

Управленческая компетенция собрания распространялась в то время на все мусульманские общины России, за исключением крымских, подчинявшихся Таврическому областному магометанскому духовному правлению.

Учреждение Оренбургского собрания было явилось значительным шагом вперед в защите прав мусульман Поволжья и России в целом. Оно ознаменовало конец той более чем двухсотлетней эпохи в истории мусульман России, когда светские и духовные власти могли разрушать мечети, не позволять строить новых и репрессивными мерами добиваться массовой христианизации людей, признававших пророками тех же потомков Адама и Евы, кого признавали пророками и кому поклонялись христиане. Вместе с тем принципы организации и функции собрания существенно искажали традиционные принципы устройства мусульманских общин. Муфтий не избирался мусульманами, а назначался иноконфессиональным носителем высшей светской власти, но в то же время имел право издавать фетвы (письменно изложенные решения по вопросам веры и внутренней жизни общин). Кадии избирались в течение 70 с лишним лет, но они представляли только казанских мусульман, реально имели лишь совещательный голос при муфтии. Искажением мусульманских порядков являлся введенный императрицей принцип утверждения ахунов и имамов, традиционно избираемых общинами без какого-либо дальнейшего утверждения.

Таким образом, с образованием Оренбургского собрания было положено начало правовому отождествлению христианского духовенства и мусульманских имамов, никогда не являвшихся духовными лицами и не способных образовать иерархию или соподчинение уже в силу этого обстоятельства. (Члены мусульманских общин и имамы различаются только степенью знания священного Корана и Сунны; соответственно, источником авторитета имамов, ахунов и муфтиев являются их знания и преданность вере.)

Очевидно, что сумма условий, на которых государство согласилось с возникновением общероссийского мусульманского учреждения, должна была полностью и в первую очередь отвечать интересам управления мусульманами как политически значимым сословием Российской империи. Вместе с тем, несмотря на значительное расхождение интересов управляющих и управляемых, Собрание было способно осуществлять позитивную миссию как информированный и компетентный ходатай в интересах мусульманских общин, могло позитивно влиять и влияло на межконфессиональную политику царского правительства.

Благодаря самому факту существования Собрания у мусульман России появляется новый мощный фактор самоидентификации, укрепляется корпоративное сознание, закладываются социально-психологические основы формирования общероссийских мусульманских движений.

То, насколько эффективно действовало Собрание в интересах мусульман, в значительной степени зависело от личных качеств муфтия. Первым муфтием был назначен Мохаммеджан аль-Борындыкый (Гусейнов). По свидетельству Шихабетдина Марджани, до учреждения Собрания он успел проявить себя как решительный сторонник закрепления российского сюзеренитета над башкирами, казахами и другими народами, получил за это ордена и чины. Обладал чрезвычайно властным характером, редко находил общий язык с кадиями. Известен его затяжной спор с кадием Габделджаббаром аль-Кайбычи, завершившийся лишь после вмешательства прокуратуры.

С 1823 по 1838 год на посту муфтия находился Габдессалам аль-Богельмави аль-Габдери (Абрахимов). До назначения на этот пост был ахуном оренбургских мусульман, пользовался расположением властей как образованный и лояльный к правительству религиозный деятель. На пост муфтия был рекомендован оренбургским генерал-губернатором.

Его сменил Габделвахид аль-Джабали аль-Арбашчи (Сулейманов). Происходил из нижегородских мишер. Систематического образования, по отзыву Шихабетдина Марджани, не получил. До назначения муфтием в 1840 г. являлся имамом Петербургской мечети. На посту муфтия первоначально пытался реформировать деятельность Собрания, расширить дозволенную государством сферу применения норм шариата, но не сумел, по мнению Марджани, обосновать свои идеи и заручиться поддержкой властей. Умер в 1863 г.

Четвертый муфтий - хаджи Салим- Гирей аль-Чингизи (Тевкелев). Происходил из рода Чингиз-хана, потомок касимовского хана Ураз-Мухаммеда. Его прадед генерал-майор Котлыгмохаммад аль-Чингизи был одним из основателей Оренбурга. Сам Салим-Гирей тоже являлся кадровым военным и, хотя совершил хадж в Мекку, достаточной для должности муфтия компетенции в вопросах вероучения не имел. Однако отличался красноречием и обходительностью, умел располагать к себе людей. Так же, как его предшественник, вынашивал различные проекты в курируемой сфере, но осуществить их ему не удалось. Умер в 1884 г.

Сменивший Салим-Гирея мирза Мохаммадьяр бине Туксабай Султанов происходил из башкир. До назначения на пост муфтия являлся начальным лицом одного из башкирских кантонов (районов). Духовного образования не имел. У Шихабетдина Марджани находим лишь краткий скептический отзыв в его адрес. Умер в 1915 г.

Образованность муфтиев и особенно популярность каждого из них в умме (региональной общине) имели скорее отрицательное, нежели позитивное значение в глазах правительства. Важнейшим положительным качеством для кандидата в муфтии власти полагали его "надежность" и "верность". Но игнорирование мнения мусульманской общественности, характерное для всех назначений на пост муфтия при царизме, вызвало очень болезненную реакцию в мусульманской среде при последнем таком назначении в 1915 г. Новый муфтий Мухаммед-Сафа Баязитов, несмотря на хорошую богословскую подготовку, не отвечал тем ожиданиям, которые вынашивало окрепшее за последние 30 лет мусульманское сообщество. Татаро-мусульманские политические деятели были чрезвычайно разочарованы тем, что правительство остановило свой выбор на столь консервативной кандидатуре; это нашло отражение на страницах печати и способствовало дальнейшей конфронтации широких кругов мусульман с самодержавием.

Вторая половина XVIII столетия - первая половина XIX столетия - время заметных перемен в области религиозного просветительства и народного образования в мусульманской, прежде всего, татарской среде. В типографии Российской Академии наук был напечатан арабский текст Корана (1787 год), в Казани открылись Апанаевское, Ахундовское и Амирхановское медресе (1771 - 1780 гг.), в Казани, Астрахани и Тобольске были учреждены татарские школы (1799 год), мектебы при мечетях дейстовали уже повсеместно. (По сведениям Д. М. Исхакова, к нач. 1860-х годов сеть конфессиональных школ, мектебов и медресе в Волго-Уральском регионе насчитывала 1482 заведений.) С 1804 г. берет свое начало история Казанского университета, давшего России и татарскому народу многих известных ученых и деятелей культуры. Мусульмане получили разрешение на издание религиозной литературы (1800 год), и в Казани начала действовать национальная типография (1801 год). С 1801 по 1829 год она издала свыше 290 тыс. различных книг религиозного и светского содержания, насчитывавших 93 названия, среди них - 43175 экземпляров Корана; к 1850 г. тираж книг, изданных типографиями Казани, возрос до 82300 экземпляров 401 названия, что составило одну треть книг, изданных типографиями России вне Москвы и Санкт-Петербурга.

По оценке татарского этнографа Д. М. Исхакова, "в первой половине XIX века у татар начинает складываться национальная информационная сеть, которую в силу ее специфики "уместнее будет называть "мусульманской"." Эта сеть состояла, - пишет Д. М. Исхаков, - из книгоиздательского дела и религиозной (конфессиональной системы образования." С мнением Исхакова, особенно ценным в силу самой постановки вопроса о национальной информационной сети, можно было бы согласиться, если бы удалось забыть о существовании со второй половины XVIII века информационной сети Оренбургского магометанского собрания, активно функционировавшей в форме переписки религиозного центра со всеми мусульманскими (преимущественно татарскими) регионами. Переписка была публичной (фетвы и известительные письма зачитывались на собраниях мусульман, письма с мест обсуждались на заседаниях Собрания); религиозный центр аккумулировал информацию с мест и распространял ее вместе с информацией управленческого свойства; как аккумулирование, так и распространение известий носило системный, постоянный и динамичный характер - то есть религиозный центр обладал всеми функциональными качествами татарского национального информационного центра. ( Активное живое общение приезжавших из самых разных регионов в Оренбург и Уфу имамов, муэдзинов, преподавателей мектебов и медресе, ходатаев от общин составляло составляло важную часть информационного поля, созданного Собранием, обогащало и стимулировало деятельность "бумажной" информационной сети.)

часть 1   часть 2   часть 3   часть 5   часть 6   часть 7